Готика

Готика

исповедь игрока

 

Готика... Я рвалась на эту игру, почти не веря, что мне удастся на нее попасть. Мне сказали, что это - элитарка, а я прочитала правила и разревелась. «Мне туда надо, понимаешь? Надо!!!»

Сначала был сон. Холодная сталь у обнаженного горла, сталь меча, который за минуту до этого был игровым и отчаянная мысль на краю сознания: это - по настоящему. И настоящее...

Потом - письма Лоре. Я уже отчаялась получить ответ, когда он, наконец, пришел. «Да, приезжай». И я поехала: пять с половиной суток поезда, из Владивостока до Екатеринбурга. Я сидела у нее дома и слушала, как она поет. Слова уже не воспринимались - только голос. Не было комнаты, не было стен, не было меня - было пламя. Ярое жаркое пламя, и собор, и голос, уводящий в небо...

Вечер следующего дня. Мы идем на полигон: Йомер, Керлен, Пухов и я. До леса добираемся в полночь. Темно, дождь. Вскоре понимаем, что заблудились. В какой-то из моментов, как по команде, начинаем пугать друг друга страшными историями. Стебемся, а по спине пробегают мурашки. Наконец дошли. Промокшие до последней нитки. Я понимаю, что если немедленно не согреюсь, утром просто не встану. И «стучусь» в палатку к Келегу - единственному человеку, которого я здесь по настоящему хорошо знаю...

Утро. Мне показывают место, где стоит немецкая деревня. Ставлю палатку: на отшибе. Я - старуха, вдова, у меня никого не осталось. Ухожу в мастерский лагерь: там Келег и Орнэн, с ними тепло.

- А Тэм сегодня...

- Как, ты видел Тэм?!

- Так и ты ее видела. Она же здесь.

- И ты не сказал?!!

Вечер. Тэм с Йовин поют. Мы валимся с бревен от хохота - уж очень смешные песни. Потом... Потом начались другие. Душу рвет на куски, я кружу по поляне, потому что не в силах просто сидеть, а из горла рвется одно единственное слово: «Господи!» И я плачу - и не могу даже сказать о чем...

Еще один день. Утром Келег просит меня уйти из мастерятника: больше здесь нельзя. Я игрок. Ухожу. Безумно одиноко, тоскливо и холодно, я - старуха-вдова, у меня никого не осталось... Больше всего хочется найти святого отца и покаяться в грехах: нет, нельзя, все заняты на строительстве храма. Хожу и читаю «Pater noster…». И опять. И опять. Так проходит день. И ночь. И еще один день.

Ночь. Парад команд. Мне немного дико - для меня уже все началось. Давно. Добираюсь до палатки, ложусь спать. Шаги. «Кто здесь?» «Странник». Выбираюсь наружу. Икторн. Вижу, что Икторн, но это знание куда-то уходит. Остается только разговор. «И ты десять лет сидишь здесь одна, что ты сделала за это время?!» Железом по стеклу. «Что ты сделала для людей?!» Мне становится страшно, и я пячусь, пячусь, пячусь. Пока не утыкаюсь спиной в хрупкую стену палатки...

Утром приходит монах из монастыря. Читает ангельскую книгу. Божественные слова вперемешку с огнем костра и закипающим котелком. Смутно и странно. Что от меня хотят? Готовую еду несу в бенедектинский монастырь: «Благословите». Потом иду в город, к собору. Там Керлен и Йомер, надо их накормить.

Первая исповедь - наконец-то! Стою на коленях перед отцом аббатом. Уже легче. Месса. И еще одна месса, в городском соборе. Странно, только что дико болела голова - теперь не болит. Возвращаюсь к себе. Сижу тку. Рядом - никого. Одиноко и холодно. Я - старуха-вдова, у меня никого не осталось... Шаги. «Добрая женщина, можно ли мне зайти к тебе?» Орнэн! Служка из собора. Вскакиваю и бросаюсь кипятить чай.

Потом был разговор. «Сынок, есть у меня одно сомнение, так ты скажи мне, а что по этому поводу говорят святые отцы?...» «А говорят они...» Через какое-то время я поняла О ЧЕМ мы говорим. Если в мире есть бог - почему в нем так много страданий, боли, крови и смерти? Если есть кровь, смерть и боль - как здесь может быть Господь?!

Разговор. У нас - одна кружка на двоих. Из рук в руки, глоток за глотком. И так, пока меня не пронзила мысль: причастие! Мы сейчас вместе причащаемся. «Сынок, а скажи мне...»

Вечер. Я прихожу в цех каменщиков. Фрау Марта сидит и убивается: у нее забрали сына, Ганса. Ляпнул пару слов не подумав и вот, пожалуйста, увели в замок к герцогу... Идем с ней в собор. Привычно опускаюсь на колени: «Pater noster…».

Все хорошо - Ганса отпустили. Правда, ценой наказания и штрафа, но ведь жив же! В две руки с фрау Мартой отвешиваем ему подзатыльники: «Молчи, когда не просят!» Подходит Орнэн. «Добрая женщина, а ты будешь сегодня готовить ужин?» «Еще не знаю, а что?» «Да я хотел прийти к тебе. А то я в последний раз ел, когда ты меня и брата Поля кормила...» Господи, это было сутки назад! Сижу и распекаю настоятеля Собора. Это ж надо! Собственных служек впроголодь держать! Говорю Орнэну, чтобы чуть попозже пришел.

Стражники. Ведут Орнэна, он успевает обернуться и с грустной улыбкой сказать, что его забирают в замок к герцогу по доносу. Реву в голос. Ганс ведет до деревни: «Если все окончится благополучно, мы к тебе все придем». Ночь. Готовлю поздний ужин. Почему-то еда получается очень вкусной. Но кусок в горло не лезет, ем, а сама роняю слезы в котелок. Неужели мне так и придется съесть все одной? Неужели никто не придет? Слышно как из нашей деревни народ пошел к соседям, во французскую. Все, нет уже у меня сил терпеть. Бросаюсь к ним: «Соседи, соседи, горе у меня!» Генрих предлагает сходить в монастырь, рассказать все святым отцам. Кто-кто, а они про герцога знать должны.

Ночь. Костер догорает. Скоро закончатся дрова и... Я сижу одна. Можно пойти к французам на праздник, будет не так страшно и тоскливо, но я сижу. Если Орнэна все таки выпустят, он придет поесть. Шаги. «Кто здесь?» «Это мы, фрау Марта». Каменщики! Не была бы старухой - бросилась бы всем троим на шею! Достаю котелок: «Ешьте». Следом приходит Орнэн. «Выпустили тебя, сынок?» «Выпустили. Я богу молился крепко».

Ночь. Сидим вдвоем возле догорающего костра: я и служка. Свет. В душе. Тепло. Больше ничего не страшно. Я смотрю на звезды: «бог есть любовь...»

Утром я привычно отправилась в город с полным котелком. Кормить любого, кто встретится по дороге. И увидела: возле собора вкопали столб. Шепот бежит: будут жечь еретичку. Шествие монахов. Ведут девушку, совсем молоденькую. Привязывают к столбу. Оглашают ее вину: убила двух стражников, одержима бесами. «Кто есть добрый христианин, принесите на ее костер дрова...» Несут. Монах становится возле девушки, начинает читать молитвы, изгоняющие бесов. Девушка кричит и бьется. А за спиной у монаха - фигура в черных одеждах!

Страшно. Девушка покаялась, к ней подводят ее воспитательницу. Они о чем-то тихо говорят. Вот воспитательница отходит, медленно, вдруг валится на землю.

Больно. Господи, спаси ее грешную душу! На глаза наворачиваются слезы. Я стою на коленях и в голос молюсь. И еще голос. И еще. Нас много. Господи, спаси ее грешную душу!!! Костер уже полыхает, тело оседает в веревках. Вдруг... два белых ангела в сияющих одеждах. Обнимают девушку. Я вижу, как они уводят в небо ее душу. Я вижу!

Смятение. Почему, за что?! Значит - не виновна? А я бросила в ее костер ветку! Хорошо, что скоро будет месса. Опускаюсь на колени перед отцом аббатом: «Отче, я очень грешна...»

После мессы я пошла в деревню. Почему-то на краю сознания вертелась мысль: мне бы увидеть ангела... Вдруг: «Не найдется ли у вас воды, добрые люди?» Ангел! Благославляет всех нас. «Радуйтесь, люди, Господь спасение посылает». Староста жалуется на нерадивого племянника: никак жениться не может. «Какую женщину он любит?» «Такую-то» «Пусть отныне живет с ней».

Ангел поворачивается уходить. Я бросаюсь в след:

- Божий ангел, божий ангел, а родные мои на небе?!

- Да. На небе. Я их там видел. И ты там скоро будешь...

Взгляд: глаза в глаза. И объятие невесомых сияющих крыл по плечам... 

Я потом бегала по всему городу. «Радуйтесь, люди! Радуйтесь! Господь спасение посылает!» Свет. Никогда не было такого света, во всю мою жизнь. Я больше не боюсь смерти. «Родные твои на небе. И ТЫ там скоро будешь...»

Возвращаюсь домой, немного опустошенная после города. У палатки - две фигуры, одна в алых одеждах, другая в белых. ВСЕ. Падаю перед красным ангелом на колени: принимаю, Господи, волю твою! «Готова ли ты к смерти?» «Да». Высверк ножа: сталь перерезает тонкую красную нить...

Потом был разговор с белым ангелом. Он сказал: «Теперь ты душа, но никто об этом не будет знать. Все видят тебя прежней. В тебе есть все, что нужно человеку, но не хватает веры в себя. Найди ее. Найди в себе радость и поделись ею с людьми, облегчи их страдания, утишь их боль. Тогда я снова приду к тебе...»

Я выслушала, но когда ангел собрался уходить:

- Божий ангел, божий ангел, а может, ты мне дров нарубишь?

- Ну ладно.

Белые крылья легли на землю, а под дивным одеянием открылся камуфляж. Зато теперь есть дрова и будет на чем готовить еду...

Снова немецкая деревня. Не успеваю и двух слов сказать, как в нее опускается целый сонм черных ангелов: «Грешники, грешники, гореть вам в аду!» Люди падают на землю, в страхе ползут, закрывая головы, пытаются забраться под стол. Мне больно за них. Кричу: «Не бойтесь!!! Господь есть любовь, Господь спасет всех нас! Не бойтесь!» Не знаю, удалось ли хоть что-то. Вот, ангелы улетают, оставив на земле крест...

И опять иду. Стыд. Зачем я была так далеко от людей? Зачем сидела у своих могил? Теперь стараюсь - увидеть. То, что живет в людских душах. Хочется попросить прощения. За все, что я не сделала для них...

Вечер. Ко мне приходит человек с книгой. «Что ты выбираешь?» «Любовь, зажженную в полночь». «Отныне ты - меч Господень и имя тебе - Ева!»

Шок. Ничего не могу понять. Кто я, что я, как жить дальше. Иду в мастерятник. Нахожу там Орнэна и прошу все объяснить. Мимо проходит ангел. Орнэн поворачивается к нему: «Брат, эта женщина имеет право здесь сидеть, она стала господним мечом». Ангел опускается передо мной на колено: «Ты - выше нас. Ибо мы полностью в воле Господа, а тебе дано выбирать свой путь».

Ночь. Рождественская месса в монастырском храме. Горят свечи. Душа - летит! «Ибо когда тебе было всего труднее, я нес тебя на руках...» И глаза людей - как звезды...

И еще один день. Ко мне пришла девочка и сказала, что хочет стать моей дочерью. Я согласилась. А через какое-то время поймала себя на мысли, что действительно воспринимаю ее как свою дочь. И от того, что она есть, в сердце вспыхивает радость. Весь этот день мы практически не расставались. Везде ходили вместе: на мессу, в город, еду готовить... В какой-то момент я заметила, что у нее на руке белая нить - знак господня меча. А потом пришло: ты что-то можешь, я что-то могу, но вместе мы можем на порядок больше. Так и получилось...

Вечером идем в деревню: у моей дочери сегодня свадьба. Господи, какие они оба красивые - жених и невеста! От них свет. Свет и любовь. Все уже знают: сегодня последняя ночь. Идем в город, к собору. Никогда не забуду эту мессу: люди стоят на коленях, но души летят и каждое слово, вслед за священником, на едином дыхании... Месса заканчивается, но никто не уходит. Стоят. Ждут. «Люди, месса закончилась, идите с миром...» Лишь тогда начинают подниматься. Медленно и неохотно. Выходят из храма. Остаемся мы двое: я и моя дочь. Еще - ангелы, но их я почти не вижу. Я понимаю: что-то надо сделать. Какая-то сила поднимает с колен, мы обе встаем и идем к алтарю. И сначала на него ложится белая роза, а потом свеча. Огонек совсем крохотный, он гаснет на наших глазах. Но радость - не меркнет. Я выхожу: «Люди, огонь, что горит на алтаре, может погаснуть, но огонь, что горит в ваших душах, не погаснет никогда. Радуйтесь. Бог есть любовь!» А от ближней палатки доносится: «Товарищи мечи! Просьба собраться здесь, на углу собора...»

Мы пришли к дьяволу. «Неужели в тебе не осталось ни капли любви к богу? Неужели ты не хочешь вернуться к нему?» Он смеется нам в лицо. Он сыт, силен и спокоен, как зверь, его доводы безупречны и ни одно слово не в силах прошибить его броню. «Любовь? Люди превратили ее в блуд и гордыню, люди надругались над ней, люди не оставили от нее ничего». Ему пытаются возражать, а у меня внутри все кричит: «Нет! Не так! Это не поможет!» Уверенный наглый голос: «Покажите мне настоящую любовь, тогда я поверю вам». Меня трясет, я бросаюсь искать бумагу. Вот, у кого-то нашлась. «Роза, помоги!» Тугой свиток в огонек свечи, тлеет, тлеет, наконец вспыхнуло. Я подхватываю горящий ком прямо на голые ладони и подношу дьяволу: «Вот тебе любовь!» И все взрывается, кто-то кричит: «Сестра, и с нами поделись любовью!», пальцы - прямо в огонь, а Тиль Уленшпигель достает листок и начинает читать письмо своей милой Нэле. «Тиль, я так люблю тебя, когда же ты вернешься...» И дьявол вонзает в землю меч и кричит: «Любовь!», мы обнимаемся, плачем, смеемся, кричим - все сразу. «Ты вернешься к богу?» «Да!» «Брат, ты пойдешь с нами?» «Да!»

Я помню... Тропа возле монастыря, на ней стоит Брайн с совершенно ошалевшим, счастливым, сияющим лицом: «Что хотите делайте, а бог все таки есть!» Собор. Мы идем вокруг него с пением «Кирие элейсон», у меня на ладони чаша, в которой полыхает огонь, а по бокам - два ангела. И смех, смех, радостный и чистый. Утро следующего дня, я иду на речку умыться, а навстречу - отец аббат, уже без прикида. Руки распахиваются объятием: «Солнышко!» Я ходила по этому миру и не боялась обернуться. Потому что за спиной горел костер, а за плечом стоял светлый божий ангел...

Это уже потом узнавалось. Как косячили такие-то игротехи, как курили и матерились «светлые ангелы», как монахи в монастыре оставляли свою «игровую душу» молиться в келье, а сами садились потрепаться «за жизнь». Да и события - я рассказала только о тех, что свершились на моих собственных глазах, а сколько прошло мимо? И все же... За эту игру мне хочется поклониться мастерам в ноги. Потому что на ней я нашла бога и не боюсь в этом признаваться. Только до сих пор гложет стыд: «Ты десять лет сидишь одна, что ты сделала за это время?! Что ты сделала для людей?!» Только сейчас я понимаю, сколько во мне было «я». И если бы не ангел-хранитель, который держал и берег... По жизни и по игре, тем, что рубил дрова, и тем, что просто был рядом - еще неизвестно, что бы у меня получилось.

А потом мы ехали назад. И так уж вышло: были в Новосибирске у Элендила, а он нам показал «Тампль». И мы сидели с Синар на полу кухни и в голос орали: «Это Готика! Готика! ГОТИКА!!!» И я поняла - эта игра для меня никогда не кончится. Я поняла, как это: «бог есть любовь». Когда грязь, когда боль, когда смерть - все равно, «бог есть любовь». Но сначала просто: бог - есть...

Тинвэ, она же Ева, меч.

 

P.S.

...От соборов и храмов осталась лишь маска -

 рисунок на глянце страниц.

От живых слов служенья осталась лишь форма,

  звенящая краденной медью.

Наши души пусты. Наша кровь остывает

под медленным взглядом бойниц

Мы живем в этом мире - не ведая права прощенья.

 

Зачем тебе небо, возлюбленный брат мой, 

  когда ты идешь по земле?

Зачем тебе крылья, возлюбленный брат мой,

  когда голос собора зовет к покаянью?

Только там, где стоят на коленях пред богом,

  душа пребывает во вне

И способна с тобой говорить, не разрушив молчанья.

 

Мы учились гордыни, как лучшему дару,

тому, что поможет нам СТАТЬ.

Мы хотели быть сильными: в мире меча

это шаг от раба к человеку.

Но железо перчатки любить не умело.

Умело крушить и сминать

А наш ангел молчал. Он не знал, как призвать нас к ответу.

 

Зачем тебе сила, возлюбленный брат мой,

когда твое сердце в броне?

Зачем тебе правда, возлюбленный брат мой,

  в холодных оковах закона?

Ты думал: достаточно быть справедливым -

и небо поможет тебе

Но ты проиграл и стоишь у подножия трона.

 

Мы хотели любить, но любовь рассыпалась,

 как костер в неумелых руках.

Мы корили творца за ту мерзость и грязь,

 что встречали на наших дорогах.

Но однажды мы все же увидели это -

 и сердце забыло про страх

Мы увидели это -

 лицо в витражах

 что являли нам Бога.

 

О чем ты заплакал, возлюбленный брат мой,

 решившись идти по пути?

О чем ты жалеешь, возлюбленный брат мой,

 отбросив былые сомненья?

Но возьми на ладони огонь - и отдай его всем

И пускай обожженные руки твои станут шагом к спасенью...

 

 

 

Hosted by uCoz